Покаяние Петра

«Господь, обратившись, взглянул на Петра; и Петр… вышед вон, горько заплакал.» Евангелие от Луки 22 глава, 61–62 стихи

НЕТ человека, который не согрешил бы в своей жизни. Большинство людей грешат много раз, и лишь единицы согрешают редко. И чем сознательнее и внимательнее относится человек к жизни, тем больше он находит в себе недостатков, тем чаще несётся к Господу его молитва покаяния.

Все мы содрогались, читая в Евангелии историю грехопадения Петра (Евангелие от Луки 22 глава, 54–62 стихи) и с замиранием сердца следили за тем, как сгущалась вокруг него атмосфера. Мы чувствовали к нему неосознанную симпатию, потому что в его истории находили очень много сходного с тем, что часто происходит с нами. Следя за печальным ходом его падения, мы видим, что до сих пор этим же избитым путём идёт ко греху всякая человеческая душа.

Как Пётр мог спать в Гефсиманском саду, когда он должен бодрствовать, молиться? А разве падения многих из нас произошли не по этой же причине? Разве многие из нас, подобно Петру, не последовали бы издали за Христом, вместо того чтобы идти рядом с Учителем? Мы все слишком хорошо знаем, что значит иногда отойти от Христа, поэтому и не стали бы расспрашивать Петра, почему он вместе с другими грелся у костра.

Кому известно, как вероломно наше сердце, тот не станет удивляться, что Пётр, так долго ходивший со Христом, видевший все Его чудеса, удостоившийся в числе избранных узреть славу Преображения, мог отречься от своего Господа. Отречься и клясться в присутствии Христа, когда в ушах его, кажется, ещё звучали торжественные слова, когда-либо слышанные людьми; когда сердце его было согрето воспоминанием о тайной вечере; когда на его устах ещё не высохло вино причащения! Увы! Подобные вещи не чужды всем, кто принимает участие в ужасной трагедии греха.

Но в жизни Петра есть факт более великий, хотя менее известный, чем его грех,– это его раскаяние. Все люди заодно с Петром в его грехах, но не все готовы каяться, как он. Пётр грешник – один человек, а кающийся Пётр – совсем иной человек. Многие, сопровождавшие его на избитом пути ко греху, предоставили ему в одиночестве идти по слёзной стезе покаяния. Тем не менее, истинный урок жизни Петра – это урок покаяния. Его грехопадение для нас мало поучительно, но его покаяние является великим уроком для спасения тех, кто, подобно ему, сознал, что согрешил.

Божественность покаяния

Покаяние исходит от Господа. Обратился не Пётр, но Господь, обратившись, взглянул на Петра. Быть может, пение петуха и заставило его опомниться, но в момент совершения греха мысль грешника далека от раскаяния. Пётр не подумал обернуться, но обернулся к нему Господь и, когда он готов был смотреть куда угодно, только не на Господа, Господь посмотрел на него. Этот едва упомянутый в Евангелии факт, что Господь обратился первым, заключает в себе великий урок для каждого согрешающего.

Существует два рода сокрушения о грехе, различающиеся и по происхождению, и по духовной ценности, и по влиянию на нашу жизнь. Обычное покаяние состоит в том, что человек, поступивший плохо, сожалеет об этом. Нам кажется, что сожаление служит своего рода гарантией, что мы не совершим такого же поступка в другой раз. В сожалении мы стараемся видеть доказательство того, что не так уж и плохи, поскольку восстаём против греха. В чувстве стыда и сожаления, так непосредственно следующем за грехом, мы видим известное заглаживающее обстоятельство, некоторое искупление сделанного зла. Такое сокрушение хорошо известно всем борющимся со грехом. Люди жаждут этого чувства, потому что оно даёт облегчение сокрушённому сердцу и делает более горячей молитву покаяния.

Но тем и ужасна эта истина, что в подобном состоянии души нет истинного покаяния. Может быть, нет даже и намёка на раскаяние! Для большинства людей ощущение стыда и сожаления и есть всё, что они чувствуют. Но это состояние вовсе не настоящее сокрушение о грехе. Это только задетое самолюбие. Это огорчение при мысли, что мы оказались слишком слабыми перед грехом.

Мы считали себя сильными, когда же пришло испытание, то с огорчением увидели себя побеждёнными. Вот это-то огорчение мы ошибочно принимаем за покаяние. Но это покаяние – не дар Божественной благодати, это просто оскорблённая гордость, боль от того, что мы не поступили лучше и оказались вовсе не такими хорошими, какими нас считали наши близкие, да и мы сами. Это поведение равносильно тому, как если бы Пётр смог обернуться, посмотреть на себя и увидеть ясно, какое слабое, какое жалкое существо этот Пётр! Возможно, Пётр заплакал бы так же горько, если Господь и не посмотрел на него, но заплакал не потому, что согрешил против Христа, а потому, что он, Его близкий ученик, поддался слабости, оказался таким же немощным, как и прочие люди.

Хотя мы и считаем приливы уныния, находящие на нас после совершения греха, известным этапом раскаяния и даже искупающим обстоятельством, которое Господь, наверное, примет во внимание, но часто это уныние есть не что иное, как только раздражение и досада на себя за то, что, несмотря на все добрые решения и попытки переделать себя, мы снова сошли с прямого пути.

Сравните это покаяние с молитвой покаяния мытаря в храме (Евангелие от Луки 18 глава, 13 стих). В нём не было ни досады, ни оскорблённой гордости. Читая об этом, мы чувствуем, что Господь не мог не обернуться и не посмотреть на мытаря, когда тот взывал к Нему: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» Как будто Господь стоял перед ним. Удручённый своей виной перед Богом, этот мытарь мало думал о потерянном самоуважении. Он не чувствовал никакого стыда признать себя преступником и научиться истинному Божественному покаянию.

Нельзя не заметить, что разница между покаянием мытаря и вышеописанным сокрушением о грехе,– это разница между Божественным и человеческим. Известного рода раскаяние пробуждается в обоих случаях, но в одном оно духовное, а в другом – чисто артистическое. В последнем случае опасность особенно сильна, хотя и крайне неуловима. Поэтому чем выше характер, тем больше в нём чисто артистического раскаяния. В результате самолюбие заменяет собой подлинное покаяние и обращает его в недостойную службу гордости. Истинное же покаяние является трогательным уроком для человеческой беспомощности. Господь приходит на помощь к человеку во всех случаях жизни. Рука, дающая ему прощение, сама же направляет его к покаянию. Господь, обращающийся к человеку и смотрящий на него,– это одно, и совсем другое – человек, глядящий на самого себя.

Нет ничего плохого в том, что человек обращает свой взор на себя, но тут таится опасность: человек может ложно понять то, что он видит и чувствует. А он чувствует огорчение, как скульптор чувствует досаду за неудачный удар резца. Даже не верующие в Бога люди могут испытывать некоторое огорчение, когда поступают скверно.

Взгляд Божий, направленный на лицо грешника, вносит христианский элемент в человеческую скорбь. И, составляя христианский словарь, Апостол Павел должен был создать новое слово, которое было чуждо всем философам прежнего времени и нынешнего. Именно он поведал нам, что печаль ради Бога обладает дивной силой творить покаяние, в котором не придётся раскаиваться. Эта новая священная скорбь пробуждается в людях, когда Господь обращается и смотрит на их жизнь. Она прибавляет покаянный фимиам к жертве сокрушённого и смиренного сердца. «Печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Послание к Коринфянам 7 глава, 10 стих) .

Именно это великое различие отмечает евангелист Лука в жизни блудного сына между тем моментом, когда он пришёл в себя и когда пришёл к отцу. «Пришед же в себя… – говорит Лука,– пошел к отцу своему» (Евангелие от Луки 15 глава: 17 и 20 стихи) . Мы также всегда приходим в себя и, подобно блудному сыну, сознаём своё недостойное поведение. Но мы можем исправить и искупить свои ошибки только придя к нашему Отцу.

Чувствительность кающейся души

Господь, обратившись, посмотрел на Петра. Нет в мире ничего более чувствительней, чем человеческая душа, когда она пробуждена Божественным прикосновением.

Люди редко способны оценить тонкую красоту и нежность сердца грешника. Мы стараемся подействовать на него словами, употребляем грубые и суровые средства, чтобы пробудить его к жизни. Когда это не действует, обращаемся к более жёстким словам, не понимая, что душа слишком тонка и нежна, чтобы на неё могли подействовать такие тупые орудия.

Существует грубость в человеческой природе, на которую действуют угрозы, но душа тонка, как дыхание, и, несмотря на нищету, жестокость и грех, сохраняет дивную нежность, что указывает на её близость к Духу Божьему, даровавшему ей дыхание жизни.

Быть может, Пётр был самым грубым из всех учеников Христа. Мы представляем его крепко сложенным, загорелым рыбаком, порывистым, сильным, бесстрашным, вспыльчивым, готовым клясться и божиться. Одним словом – дикарём, из которого мог бы выйти великий грешник, если бы Господь не сделал его великим святым. Но в этой необузданной душе таилось чудное, изящное растение, быть может, наиболее нежное из всех, посаженных Господом на земле. Господь Своей рукой посадил его в душе Петра. Изо дня в день Он согревал его Своим святым светом, и тогда порывы этой дикой души смягчились и утихли под влиянием священного цветка, который начал пропитывать своим ароматом даже грубую жизнь Петра.

Господь не употребил ни грома, ни молнии, чтобы заставить Петра услышать Свой голос. Господь знал, что в то время, когда уста Петра произносили клятву: «Не знаю Человека Сего, о Котором говорите» (Евангелие от Марка 14 глава, 71 стих), в душе его царила мёртвая тишина. В этот момент, момент высокого напряжённого чувства, даже шёпот был бы слишком сильным для чрезмерно чувствительного духа; поэтому Господь только обернулся и посмотрел. Один взгляд – и это было всё. Молния не могла пронзить так сердце Петра, как пронзил его взгляд Христа, от которого растаяла его душа.

В Евангелии мы находим удивительное выражение: «…Я кроток и смирен сердцем…» (Евангелие от Матфея 11 глава, 29 стих). Мы иногда удивляемся, что Господь, столь грозный в Своём величии, употребляет так мало принуждения по отношению к нам, таким ничтожным существам. Но это не Его путь. Его обычное средство – кротость. Господь редко принуждает нас, Он направляет; Он редко заставляет, но руководит. Он не забывает, что мы – прах.

Мы сочли за лучшее, если бы Господь употреблял силу, угрожал,- тогда бы мы скорее исполняли Его волю. Но Господь требует от нас не рабского труда, но труда свободного. Поэтому Он кроток со всеми нами. Он изменяет нас и направляет к добру одним только взглядом. Грубостью и жестокостью никогда нельзя покорить человеческую душу. Господь не приказал Петру покаяться, не угрожал ему наказанием. Господь даже ничего не говорил ему. Единственный взгляд подействовал на него сильнее, чем слова, звучавшие в течение всей его жизни.

Перед нами два великих урока: кротость Господа и кротость души – то и другое одинаковые чудеса Божьи. Быть может, именно в эту минуту Господь тайно действует на вас, дорогой друг, хотя вы не замечаете этого.

Наша жизнь складывается таинственно. Действие руки, формирующей нашу волю, так незаметно, что мы едва можем поверить, что тут присутствовала Божья сила. Это и есть кротость Божья. Господь создал чувствительным сердце Петра, и ваше, и моё для того, чтобы на него могла действовать Его кротость.

Да, мы совершенно ошибочно понимаем Господа, когда обвиняем Его в том, что Он сурово обращается с нашей душой. Искренне спросите себя, что сильнее всего влияло на вашу жизнь, и вы должны будете ответить: это был нежный, тихий голос, наставляющий вас. Это были волны, проносившиеся через вашу душу так незаметно, что вы не могли сказать, откуда они пришли и куда ушли.

Все великие физические силы мира невидимы и молчаливы. Одна из главнейших – сила тяготения – действовала в течение столетий так бесшумно, что тысячи мудрейших людей проходили мимо, прежде чем одному чуткому уху удалось уловить звук её шагов.

И великие духовные силы, направляющие мысли человека к Богу, к правде и добру, заставляющие в вихре светской жизни вспомнить о том, что у него есть душа и подумать о вечности, когда он ещё молод и жизнь для него сладка,– силы эти не всегда проявляются в предостережениях в виде смерти, уносящей наших близких, или в угрозах грядущего суда, или в возмездии настоящей жизни, но в тихом голосе, проникающем в душу, подобно взгляду Христа на Петра, и обращающем чувствительное сердце человека к Богу.

Лицо, похожее на лицо давно умершей матери; мелодия детского гимна, вызывающая чистые воспоминания детства после долгих грешных лет; отрывок старого позабытого текста Библии – вот посланники небес, которые приводят людей к Господу. Многие ожидают, что Христос станет громко стучать в их дверь, пока Ему не откроют, но пусть они вспомнят, что это – не Его путь. Тихое воскресное богослужение, мягкий шёпот псалма и стиха, стон нашей совести и глубокое-глубокое стремление сердца к совершенству – вот способ, каким Христос действует на нас.

Стремительность покаяния

«Петр, вышед вон, горько заплакал». Когда Господь, обернувшись, посмотрел на Петра, в памяти последнего в одно мгновение предстала вся его вина – и что оставалось Петру сделать, как не заплакать горько?

Заставим же себя сегодня и мы восстановить в памяти всю нашу жизнь, и пусть взгляд Предвечного откроет нам всю неприглядную правду нашего прошлого, и тогда спросим себя, выразят ли слова «горько заплакал» всю ту агонию, какую мы почувствуем, когда Господь обнаружит наш грех. Действительно Пётр должен был горько заплакать. И если мы, согрешив, не проливаем таких же горьких слёз, то не потому, что наш грех меньше, а потому, что у нас меньше благодати, меньше смирения, чем у него.

Напрасно стараемся мы утешить себя мыслью, что наш грех ничтожен по сравнению с его грехом. На земле существуют великие грехи, но нет ничего соответствующего понятию «малый грех». Самый малый грех – всё таки грехопадение. Утаённый грех не имеет никакого отношения к его величине. Наш сегодняшний или вчерашний грех может быть таким же великим, как грех Петра, царя Давида, патриарха Иакова или иных многочисленных грешников, упоминаемых историей, на которых указывает Библия как на маяки для всего человечества.

Всякий когда-либо совершённый грех требует горького раскаяния. Если в вере человека мы видим мало душевного волнения, то нередко это происходит потому, что в ней мало углубления. Вера без сокрушения – это вера без размышлений. Пусть человек вдумчиво, спокойно поразмыслит над своей жизнью. Пусть вспомнит, как поступал с ним Господь с той минуты, когда он впервые пролепетал Его имя. Пусть затем подумает и о том, как он оказался способным грешить. И когда он вызовет картины прошлого и забытые грехи один за другим вереницей восстанут в его мыслях, разве не пробудится тогда в его сердце сильное волнение, которое найдёт исход в слезах?

Да, вера без душевного волнения – это вера без размышлений. И наоборот, человек, глубоко размышляющий о своих поступках, всегда найдёт в себе достаточно сердечного волнения, чтобы пробудить в своей душе горькие слёзы сокрушения. Только следите, чтобы внутреннее волнение устремилось по настоящему руслу, чтобы перешло в действие, а не в восторженную чувствительность, чтобы не осталось только нервным возбуждением или эгоистичным страхом. Без сомнения, слёзы Петра были благотворными для него. Горечи этой покаянной ночи он обязан сладостью своей дальнейшей жизни.

Покаянию свойственно одиночество

ПЁТР вышел, как только Господь обернулся и посмотрел на него. Никто не обратил внимания на этот молчаливый обмен взглядов. Но этот взгляд произвёл действие. Он сразу сделал одиноким известного человека, выделил его из всей толпы. «Пётр вышел вон». И не было, вероятно, в ту ночь ни одного человека в Божьем мире более одинокого, чем Пётр со своим грехом.

Людям известны два рода одиночества: одиночество пространства и одиночество духа. Рыбак в челноке среди безбрежного моря чувствует одиночество пространства. Но это одиночество не настоящее. Образы людей, дорогих его сердцу, тут же с ним в челноке. Мысли его полны ими.

Но Пётр испытывал одиночество духа. Расстояние более широкое, чем море, отделяло изменившего Господу ученика от всех остальных людей и заставило плакать в одиночестве.

Господь, обратившись к Петру, не желал, чтобы чужой голос нарушал тишину. Вот чем объясняется то важное значение, какое придаётся уединению в истинной христианской жизни. Конечно, могут быть преувеличения в ту и в другую сторону. Но в наше непогожее время люди в особой мере нуждаются в бесценной истине о том, что Господь желает говорить с человеком наедине. Поэтому Господь возбуждает во всяком истинно христианском сердце стремление к уединению, к молитве за закрытой дверью.

Глубокого сожаления достойны верующие, духовная жизнь которых не знает уединения. Божественный опыт, освящающий сердце христианина, остаётся чужд тому, кто не знает, что значит оставить иногда все волнения и заботы и побыть один на один с Господом, внимая тому, что Он хочет сказать его сердцу. Одиночество Петра имеет особую красоту ещё и потому, что он удалился вовремя. В покаянии Петра мы видим не только силу и одиночество; нас поражает также и его стремительность. Пётр вовсе не был вынужден уйти. Он мог остаться на своём месте, ничего не страшась.

Господь смотрел на нас, когда мы грешили, но мы не поступали подобно Петру, который не дал пройти времени между грехом и покаянием.

Мы часто уничтожаем благодать покаяния, ожидая, чтобы грех стал давним. Мы сознательно делаем это. Нам кажется, что время смягчает остроту греха и уничтожает его горечь. Мы откладываем покаяние, пока, по нашему мнению, острота греха не притупится. Как будто время, как будто сама вечность могут сделать поступок грешника менее гнусным. Время не уменьшает греха. Напрасно люди стараются дождаться его минимума, чтобы избавиться от него покаянием.

ИСТИННОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПОКАЯНИЯ – ИМЕННО ТО ВРЕМЯ, КОГДА МЫ СОГРЕШИЛИ. Пётр раскаялся тотчас по совершении греха. Он покаялся не на смертном ложе, не в преклонные годы, но именно тогда, когда согрешил.

Многие люди откладывают часы своего покаяния насколько могут, откладывают настолько, что оно уже не может им помочь. Они до тех пор не хотят замечать обращённый на них взор Господа, пока Он не обратится и не посмотрит на них в день суда. Только тогда они выйдут, чтобы заплакать. Но тогда они выйдут навстречу тёмной ночи, у которой нет рассвета.

Вот чему научает нас раскаяние Петра.

Когда говорит Христос, Его речь настолько тиха и нежна, что никто не может услышать этого шёпота, кроме вас, дорогой друг. Быть может, сегодня во время чтения этой статьи Господь повернулся и посмотрел на вас. И вы «вышли вон», чтобы заплакать горько. Никто не заметил, на кого был направлен взгляд Божий, и никто не знает, что это были вы. Вы находитесь, возможно, на своём обычном месте, но ваша душа в настоящую минуту далеко отсюда, она занята каким-нибудь прежним грехом. И Господь Сам даст вам горчайший и в то же время сладчайший урок жизни – урок глубокого прочувствованного покаяния. Не возвращайтесь же назад в толпу, пока Господь не посмотрит ещё раз на вас тем взглядом, каким Он посмотрел на разбойника на кресте, пока вы не увидите сияние любви Божьей на лице Господа Иисуса Христа!